Книга «Мастерство Гоголя» (1934) – итоговый труд в творческом наследии А.Белого, где выразилось художественное самосознание Серебряного века на пересечении символистской эстетики и влияния авангарда, формальной школы, социологизма 1920-х гг. Стержневым в исследовании Белого стало осмысление традиции как питательной почвы для индивидуальных художественных миров и языка как основной движущей силы литературного развития.
Творчество В.Распутина, ориентированное на традиции реалистического искусства и вместе с тем тесно сопряженное с опытом «неклассической» прозы ХХ века, несло в себе мощное духовно-нравственное, христианское начало, возвращало современникам утерянные религиозные ориентиры личностного и народного существования – от ранней повести «Деньги для Марии» (1967), зрелых произведений 70 – 80-х гг. («Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матерой», «Пожар») до имеющих порой притчевое звучание рассказов рубежа столетий («Изба», «Нежданно-негаданно», «В ту же землю» и др.), повести «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003) и многочисленных публицистических работ.
Роман В.Гроссмана «Жизнь и судьба» (1961) стал поворотным событием в эволюции военной прозы второй половины ХХ в., постепенно приближавшейся к художественному осмыслению войны в контексте трагических коллизий истории, в соотнесенности с проблемой бытия личности в условиях тоталитаризма. Занявший подобающее место в истории литературы, роман Гроссмана пока недостаточно осмыслен с точки зрения сложившихся здесь принципов художественной баталистики.
Религиозный аспект составляет существенную сторону художественной картины мира В.Маяковского. «Человекобожеская» концепция, разнообразно проявлявшаяся в искусстве и философии рубежа ХIХ – ХХ вв., получила у Маяковского оригинальное и яркое поэтическое воплощение. Особенно концентрированно это религиозное мироощущение выразилось в его поэмном творчестве 1910 – 1920-х гг., которое подчинено «общей конструкции сюжетной мысли», включающей «до-историю, революцию и выход в конечном итоге в за-историю, совершенный мир»[1]. Здесь выстраивается эволюция «от раннего обожествления титанического «я», затем масс, громад, человечества к фактическому культу пролетарского государства, партии и вождя»[2].